«Через время, через океан»

Через время, через океан
Анна и Сергей Литвиновы


Спецкор отдела расследований #7
Надя Митрофанова не смогла пройти мимо старушки, которой стало плохо с сердцем на улице… Так она оказалась в квартире известнейшей балерины Лидии Крестовской. Вот только слава, положение, внимание властей и прессы остались в далеком прошлом – Надя увидела одинокую пожилую женщину, вынужденную во всем полагаться на своего домоправителя Егора. Рядом с балериной было и еще несколько не внушавших доверие людей: сотрудницы Дома искусств, озабоченные созданием ее музея, красавчик Влад, якобы пишущий монографию о прославленной танцовщице… Когда балерина ушла из жизни и ее тело тайно кремировали, выяснилось, что все имущество Крестовской принадлежит Егору. Но своей ли смертью умерла легенда эпохи?






Анна и Сергей Литвиновы

Через время, через океан


Все герои этого произведения – вымышленные, все события – придуманы. Всякое совпадение или сходство с реальностью возможно лишь случайно.


Только за час до своей смерти Лидия Крестовская поняла, что ее убивают. Убивают изощренно, профессионально. И – абсолютно недоказуемо.

А денек был хорош. Яркий, солнечный, шумный. Как полвека назад. Когда она, вся на нервах – и в то же время абсолютно уверенная в успехе, – собиралась на премьеру «Дон Кихота»… Свою премьеру. Вот странно: миновали десятилетия, а кажется – всего день пролетел. Те же запахи, звуки, такой же солнечный луч преломляется в зеркале старинного трюмо… И Тверская улица под окнами почти не изменилась. По-прежнему красивая, величественная, шумная.

Лидия всем говорила, что устала и готова умереть, уже давно. Но сейчас, когда это наконец стало совершаться, она вдруг поняла, как ей не хочется уходить. Как жаль расставаться с летом, с любимой Москвой, со своей квартирой. И особенно – умирать по чужой воле. По воле человека, которого она хотя и мучила и терзала капризами, но всегда считала своим другом.

– Зачем?.. – из последних сил, еле слышно прошептала балерина.

Но ответом ей был лишь нетерпеливый взгляд. В чужих (родных?) зрачках дрожало: «Ну, скорей же, скорей!» И еще в них был интерес естествоиспытателя, который уверен, что ее агония неминуема, но ему еще важны и детали.