«Грубый секс и нежный бунт»

Грубый секс и нежный бунт
Вячеслав Прах


Двое прилетают на юг Франции. Влюбленные друг в друга, влюбленные в свой единственный день. Этот день – их «минута, ставшая веком счастья».

Он думает, что страсть спасет его душу от кризиса смыслов. Она думает, что он станет одним из множества удовольствий жизни. Но это лишь начало пути, и пройдет по нему не каждый. Любовь – это всегда риск. Не попробовав, не узнаешь; не нырнув глубже, не поймешь ни себя, ни того, кто рядом; не рискнув, никогда не испытаешь счастья. В мире так много обмана, поэтому в сексе мы ищем честность…

Книга – бунт.

Книга – запретное наслаждение.

Книга – откровение тела и тайна души.





Вячеслав Прах

Грубый секс и нежный бунт





Прелюдия





1


Всем нужен секс. Одним в большей степени, другим в меньшей. И человеку необыкновенному, ангельскому, чья натура нам кажется духовно высокой, чище крови Христа, и человеку обыкновенному, порочному, грехи и изъяны которого хорошо видны глазу.

Обладать созданием с эфемерной сердцевиной, которая кажется нам более духовной и невинной, чем наша, – считается нами же преступлением, пороком души. Мы не привыкли осквернять святое. Тогда как, напротив, человеком, которого мы считаем более земным по сути, которого есть за что осудить, которому есть за что раскаяться в своей жизни и о чем сожалеть, из чьих уст можно услышать и грязное, и пошлое, и искреннее, – им мы хотим обладать. Под словом «обладать» я имею в виду заниматься с ним любовью, сексом, трахаться, лечить душу ощущениями, «сквернотворить» и сквернословить, заниматься сотворчеством.

Как занимательно, мы не желаем пятнать собой чистоту, мы чтим самых первых богов – матерей. Но… «пятнать собой чистоту» – насколько парадоксально это звучит, настолько бессмысленным это является. Быть может, наши вторые боги – отцы не пятнали собой чистоту? Может, чистое русло реки так и останется чистым, если в него запустить жменю рыб?

Распятие Христа – это символ. Символ распятия чистоты, высокой нравственности и доброты сердечной. Предположим, что казнь маркиза де Сада за его романы «Жюльетта» или «120 дней Содома» тоже была бы символом. Символом пригвождения ко кресту порока, безнравственности, бесчестия. Но в каждом из этих двух символов присутствует одна связывающая деталь – это искоренение неискоренимого.